Аэропорт Каламы вышибает люк самолёта сухим жарким воздухом, как когда-то наша Средняя Азия. Или ладакхский Лех. Правда, высота здесь поменьше - 2400 против 3300. Зато широта - 22 с половиной градуса. Южной широты.

Продолжаем странствия по Южной Америке. Всё здесь не так. Солнце ходит справа налево, луна раСтёт и стаРеет наоборот, и даже говно в унитазе закручивается в противоположную сторону.

Вспышка спереди. Я падаю плашмя, пытаясь вжаться в землю за каким-то невысоким, уже поросшим травой, бруствером. Глупо, конечно, но уж как учили... Он же должен быть здесь! Точно должен, я ведь только что собирался его перешагнуть. Но никакого бруствера нет, и земли нет, и травы тоже нет, вокруг один асфальт, плоский и ровный, как сковородка. И этот свет, бьющий наотмашь по закрытым глазам. Где я? Куда мне?...
 

 

В продолжение предыдущего поста насчёт места в жизни. Кое-кто спрашивал: на фотках всё лето да лето, а что делать в этой жопе географической локации, если приехать в остальное время года? Да нечего, в общем-то... есть фигня, вот ею и страдать. А теперь поподробнее...
   

 

Ей в томате хорошо. Вот об этом я и хотел поговорить. О месте, то есть, в жизни. Есть такое место.
 

Это не моя история. Её мне рассказал товарищ - назовём его Максимом - когда мы с ним в последний раз виделись в Хижине. Мы сидели четыре дня под обложным мартовским снегопадом, подъёмники не работали, и оставалось только говорить и слушать, слушать... А в оставшееся время суток я записывал его рассказ. Сразу хочу предупредить об этом читателя, дабы он не счёл, что я решил таким образом снискать себе на этом конкурсе лавры литератора и философа. Нет... Оставьте эти путёвки в Австрию и цеховые лыжи - ему они уже не пригодятся. Просто послушайте.